Второе интервью с директором фонда Татьяной Тульчинской от портала Good2work

Второе интервью с директором фонда Татьяной Тульчинской от портала Good2work

Татьяна Тульчинская (Здесь и Сейчас): «Очень неприятна ситуация, когда люди начинают самоутверждаться на нашем поприще, это довольно некрасивое зрелище».

Татьяна Тульчинскаядиректор благотворительного фонда «Здесь и Сейчас», рассказывает о принципах взаимодействия с волонтёрами, про важность взаимопомощи между различными фондами и про ценности, которыми она руководствуется в жизни.

1. Что для тебя значит командная работа?

Я хочу озвучить ещё один момент: помимо того, что я являюсь директором благотворительного фонда, я вхожу в совет благотворительного собрания, которое называется «Все вместе». Это некоммерческое партнёрство, это ассоциация благотворительных организаций, которое было создано около 4-х лет назад и относительно недавно зарегистрировано как юридическое лицо, и на данный момент оно объединяет 27 небольших фондов, таких, как наш. Есть большие фонды, такие как «Подари жизнь» Чулпан Хаматовой, который трудно сравнить с такими фондами, как небольшая организация учебно-кинологический центр «Собаки - помощники инвалидов», который воспитывает собак-повадырей. И по объёму и пожертвованиям, которые эти два фонда получают, - это две большие разницы. Но основные принципы, по которым объединялись эти фонды - это принцип внутренней коммуникации и принцип неконкурентности. Конечно, определённая конкуренция, конечно, есть даже на нашем поле, и эта конкуренция двоякая - это конкуренция за деньги, потому что мы все ищем деньги, и если какой-нибудь «Русал» выбрал себе получателя, то кому-то другому соваться туда бессмысленно. Но конкуренция за деньги более или менее объективна, но есть ещё конкуренция амбиций, которая очень неприятна, потому что когда люди начинают самоутверждаться на этом поприще, это довольно некрасивое зрелище. У меня был один знакомый, который тоже работал с сиротами, ездил по детским домам, но когда я увидела, что он на своей машине сделал аэрографию с надписью «Реальная помощь сиротам России», я поняла, что нам не по пути. Это для меня странно. Знаете, как в рекламе говорят: «Нельзя говорить, что мы лучшие, мы просто работаем», и эти фонды, объединенные во «Все вместе», действительно, работают вместе. Иногда один и тот же случай окучивают три-четыре фонда: если ребёнок попадает на лечение, то один фонд оплачивает дорогу, другой оплачивает лечение, третий - сиделку, а четвёртый ещё что-нибудь, вплоть до того, что у нас возникают ситуации, когда люди говорят, что у них есть резервные деньги, но нет ничего срочного и предлагают эти деньги другим фондам. Для нас неважно, через какие счета проходят эти деньги, и кто потом у себя на сайте повесит отчёт. Совсем недавно у нас был случай, когда один из наших постоянных доноров сказал, что у них есть определённая сумма денег, а у компании есть филиалы в нескольких регионах, и они хотели помочь там, где у них были филиалы. Я посмотрела - у меня ничего не было, и первое, что я сделала - это рассылку по коллегам, потому что я не буду сидеть на этих деньгах, я их сразу отдам, потому что они должны работать.

2. Как осуществляется коммуникация?

Коммуникация нужна, потому что многие обращаются в разные фонды. Бывали случаи накладок, потому что человек, который просит, обращается сразу в несколько организаций, и если откликнулись в нескольких местах одновременно, происходит ерунда. Мы составляем белые и чёрные списки, мы уже знаем, где мошенники, где приличные люди, в какие клиники можно ездить, а в какие нельзя. Например, дети с ДЦП. Это несчастье в семье, если ребёнок родился с ДЦП, и родители хватаются за любую надежду, но ДЦП вылечить нельзя, можно лишь облегчить жизнь. И если человек говорит, что нашёл волшебную методику, и его ребёнок пойдёт и просит 500 тысяч, то мы знаем, что этого, к сожалению, не будет. К тому же, мы выполняем просветительскую функцию, потому что в какой-то момент поняли, что огромное количество проблем, с которыми к нам обращаются люди, можно решить за счёт государства. Какое бы ни было наше государство, оно всё-таки делает какие-то вещи, но люди этого просто не знают, и практика показывает, что если прийти к какому-то чиновнику и не просто попросить о помощи, но и сказать, что вы в курсе, что по таким-то законам и по таким-то постановлениям вам полагается то-то и то-то. В девяти случаях из ста это срабатывает, потому что человек настолько пугается и удивляется, что кто-то может быть в курсе, что немедленно всё делает. Это, конечно, тоже не панацея, но тем не менее.

3. Можешь привести пример?

Я страшно удивилась, когда столкнулась с ситуацией в Цхинвале после войны. Мы туда приехали и поняли, что те, кого постреляли, тех благополучно пролечило МЧС, те, кто просто заболел, оказался просто за бортом, там ещё и все архивы сгорели. Российская власть раздаёт им российские паспорта, не объясняя им, какие права это им даёт. Люди, живущие в Южной Осетии не понимают, что наличие российского паспорта позволяет им обращаться в министерство здравоохранения Российской Федерации за квотами на высокотехнологичное лечение. Мы там фактически устроили общественную приёмную, и 80% людей, которые обратились к нам за помощью, были пролечены за счёт государства. Просто потому, что мы им объяснили, куда нужно пойти, какие слова нужно сказать, и наши люди из Осетии за ручку водили сумасшедших мамаш к этим чиновникам, и всё было. И я считаю, что это наша очень серьёзная задача и функция, которую мы выполняем как сообщество.

4. Как ты взаимодействуешь с меценатами?

По этому поводу я могу вам рассказать очень короткую байку, которая курсирует в наших кругах. Это байка о неком человеке, который на протяжении десятилетий жертвовал деньги в одну из благотворительных организаций, и в год давал им 10 тысяч долларов. И так продолжалось годами, всё было хорошо, и его страшно любили. Пока не стало известно, что он однажды какому-то совсем другому фонду дал миллион. И фонд, который этот человек поддерживал в течение многих лет, очень обиделся, и его директор пришёл к меценату и сказал: «Объясни, почему ты столько лет с нами, а миллион дал им?», - на что получил ответ, что они ему ни разу не предлагали проект на миллион. На самом деле это так и есть.

5. Какими ценностями ты руководствуешься в жизни?

Конечно, у меня есть моральные и нравственные ценности. Если говорить о какой-то гражданской позиции, то у меня есть какие-то взаимоотношения даже со страной, хотя я крайне далека от того, чтобы обобщать. Я честно могу сказать, что я не понимаю, что такое Россия, и уж тем более не понимаю, что значит Великая Россия, которую нужно поднять с колен. Но то общество, в котором я живу и которое находится на расстоянии вытянутой руки, имеет для меня значение. И то, что здесь существуют какие-то успешные люди, и всё в порядке, а в каком-то доме престарелых нет даже простыней на кроватях - меня оскорбляет как личность, на личном уровне. Поэтому я хочу что-то сделать, чтобы было иначе. Где бы я не была, и как бы ни складывалась моя жизнь, в меру моих сил и возможностей, я думаю, что я это буду постоянно делать. Конечно, не хочется никакого пафоса, мне кажется, в данном случае он совершенно излишний, и мы что-то делаем просто потому что не можем не делать, потому что есть очень глубокая внутренняя потребность.

6. Были ли случаи, когда компании сами обращались с предложением волонтёров?

Да, много. Корпоративное волонтёрство сейчас на волне. Это как раз и связано с кризисом, потому что никто не сказал, что они закрывают свои благотворительные программы, все просто ищут другие пути: деньги сократились, значит предлагают волонтёрский труд. Сейчас это считается хорошим тоном. Обращаются многие, но все это делают по-разному, и бывает, что это приобретает достаточно уродливые формы. Например, мне как-то позвонили и попросили пристроить 400 человек волонтёров для сотворения какого-нибудь доброго дела, причём с утра у них был какой-то семинар, а вечером у них смокинговый приём, а между этими мероприятиями у них есть 4 часа на доброе дело, причём, их всех нужно было запихнуть в одно место. Таким мы сразу говорим нет. Корпоративное волонтёрство и тимбилдинг - это не одно и то же, хоть волонтёрство в каком-то смысле и выполняет эту функцию. А бывают и удачные примеры, когда люди уходят из компании, но продолжают ездить с командой, потому что если это детский дом, то они же ездят к детям, а не только потому, что они работают в этой компании. А детям всё равно, работают ли они сегодня в Coca-Cola, а завтра в другой компании, поэтому они и ездят.

7. А если применять интеллектуальный труд волонтёров?

Да, сейчас это тренд, но это тренд, скорее, на западе, а мы пока к этому не пришли. От полевого волонтёрства, когда все подорвались и поехали чистить какой-нибудь лес, это переходит к тому, чтобы выполнять свои профессиональные обязанности, но частично на безвозмездной основе в пользу кого-нибудь. На западе это хорошо развито, а у нас пока нет, но мы к этому придём, это будет. Другое дело, что тут есть некоторое скрытое противоречие, связанное с мотивацией самих волонтёров, потому что если человек, например, программист, может быть, он не хочет своё свободное время этим заниматься, а ему интересно в свободное время поехать в детский дом и поиграть с детьми в футбол. Но он просто не хочет, и у него есть внутренняя потребность, которую нужно обязательно реализовать. Но это вопрос индивидуального подхода.

8. Ты предпочитаешь, чтобы меценаты были анонимными или как-то заявляли о себе?

Принципиальной разницы нет, но я против анонимности в благотворительности, я не считаю это правильным, но я уважаю право людей на анонимность. Если кто-то принципиально не хочет, чтобы о нём говорили, то мы никогда не настаиваем. Но вопрос в том, как говорить. Можно сказать: «Смотрите, я крутой, я пожертвовал миллион на детские дома!», а можно сказать: «Оказывается, в стране есть проблема, мы поучаствовали, как смогли. Может,  вы тоже поучаствуете». И говорить нужно о проблеме, об искусстве в себе, а не о себе в искусстве, поэтому я считаю, что говорить об этом совершенно допустимо, совершенно нормально, просто это вопрос меры. Если человек на каждом углу начинает рассказывать, какой он замечательный, что он дал денег - это, конечно, не очень хорошо смотрится, противно как-то, но если он просто рассказывает о проблеме и призывает обратить на это внимание - мне кажется, это очень достойно.

Подготовлено старшим аналитиком Good2Work Анастасией Соцевич.  

ИСТОЧНИК Good2Work.

| Интервью, Фонд

АРХИВ ПО МЕСЯЦАМ