Общественность спорит о том, нужно ли давать деньги знаменитостям — когда и на детей не хватает. «Город» поговорил о том, кто и как жертвует на благотворительность в России, с профессиональным фандрайзером Татьяной Тульчинской, директором фонда помощи детям-сиротам «Здесь и сейчас».

Чем благотворительность в России отличается от западной

У западных людей есть привычка жертвовать постоянно. Они знают и принимают тот факт, что с каждой их зарплаты, условно, 2 доллара пойдут в один фонд помощи, 3 доллара — в другой. У нас же сбор средств носит довольно нервный характер: нам скучно без истерического подвига. Когда грянет гром, мы будем делать перепосты, даже не вникая в суть проблемы, будем просить деньги и на то, что нужно, и на то, что не нужно. Многие принципиально жертвуют в обход фондов, «чтобы администрации ничего не перепало», а зря. Во-первых, мы живем на другие деньги, и из пожертвований на лекарство, скажем, для девочки Светы ни копейки не берем. Во-вторых, мы все-таки проверяем информацию, прежде чем бросать клич.

Кроме того, у НКО есть две категории нужды: адресная помощь и социальный сервис. Первый случай — это конкретные лекарства, конкретная операция. С этим проще. А вот с сервисом — реабилитацией, сопровождением, поддержкой семей, которые берут на воспитание детей с особенностями развития, — у нас все сложнее. Там деньги нужны постоянно — на аренду, на зарплаты специалистам, на какие-то поездки. Психологически проще один раз дать побольше деньги на протез, чем поменьше, но часто — на сервис. Потому что у последнего нет адресной компоненты и мгновенного результата.

Люди хотят помогать, но не всем

Директор фонда «Предание» Володя Берхин недавно написал в фейсбуке: «А на сайте www.predanie.ru человек по имени Иван Иванов только что пожертвовал 15000 р. Мамеду Мухаммедову». Собрать деньги на лечение маленькой голубоглазой девочки гораздо легче, чем помочь 40-летнему киргизу. Теоретически мы признаем, что все люди братья, но фактически для кого-то важна национальность нуждающегося, для кого-то — возраст (вроде и жалко стариков, но помогать хочется детям), для кого-то — диагноз (труднее собирать средства для помощи человеку с неизлечимой болезнью вроде ДЦП). Кто-то не дает деньги на лечение животных («зачем, когда у нас люди умирают?»). А кто-то наоборот предпочитает помогать тем, кому, скорее всего, никто больше не поможет.

Нужно ли дарить айфон умирающему ребенку

Помимо очевидных нужд, есть важная категория — мечты. Человек приходит в этот мир, имея право на свой маленький кусочек счастья. И многие до этого счастья не доживают. Мы не всегда видим этот рубеж, нам кажется, что мы все успеем. Когда рубеж становится очевиден, успеть исполнить мечту — это очень важно. Вопрос с исполнением затратных желаний очень тонкий. Скажем, я категорически против айфонов для сирот, потому что это воспитывает в них потребительство. Большинство детей в семьях не могут себе позволить подобное, а дети из детских домов начинают думать, что сиротство — их социальный капитал, который дает им преимущества. А ребенок, который умирает, не доживет до своего права на этот айфон заработать.

Подобные просьбы возникают часто — дети же это видят, они этого хотят. И вот Лида Мониава прекрасно рассказывает у себя в журнале о конкретном ребенке и его мечте — и каждый раз находится желающий эту мечту исполнить. Конечно, нет такого, что вот сиротам не дарим, а раковым больным точно дарим, терминальным — айфон пятый, недостаточно терминальным — айфон четвертый. Это деликатная индивидуальная работа.

Люди скрывают то, что они жертвуют на благотворительность

Лично я считаю, что нужно публично говорить о том, что ты кому-то помогаешь.  Но понятно, что человек имеет право на анонимность. Бывает так, что люди не рассказывают о своих пожертвованиях по религиозным соображениям. Бывает, что боятся привлечь к себе внимание других страждущих. Они помогают, но при этом не готовы разорвать последнюю рубашку на бинты. Кто-то просто от природы скромен… Одна дарительница нашего фонда всегда скрывала, что дает нам деньги. Она очень интеллигентная и приятная дама не из бедной семьи, друзья ее тоже довольно обеспеченные. И она все-таки открылась перед днем рождения — сказала друзьям: «Вы можете поздравить меня, перечислив деньги на счет вот этого фонда».

Отношения с донорами должны быть не только денежные

Фандрайзинг вообще не столько про деньги, сколько про отношения. Человек должен чувствовать себя сопричастным, воспринимать нашу «войну» как общую. Поэтому нужно общаться. У меня был человек, который помогать хотел, но своеобразно: раз в два месяца приезжал ко мне под окна и привозил наличные. Я выходила из дома, садилась в его бронированный джип (в первый раз даже испугалась), он отдавал мне деньги, я ему — приходник, который он тут же выкидывал. А потом долго рассказывал, какая его нынешняя жена мерзавка, как бывшая не дает ему видеть ребенка, как заели конкуренты. Так он приезжал ко мне в течение примерно полутора лет, а потом исчез. Другая дама неоднократно делала личные пожертвования, и я сочла необходимым с ней встретиться, пообщаться, лично поблагодарить. После этого она съездила с нами в детский дом, привлекла сначала мужа, потом и компанию мужа. Они с нами до сих пор — и как частные лица, и как юридические. К слову, во время кризиса в 2008-м все было плохо именно с корпорациями, все заморозилось, а вот уровень частных пожертвований тогда не упал.

Как именно помогают корпорации

Есть такая модная аббревиатура, КСО, корпоративная социальная ответственность. Важно понимать, что это не синоним благотворительности. Более того — зачастую она идет последней строчкой, после поддержки сотрудников, экологичности производства и так далее. Со стороны моих коллег было много претензий к компании Nestlé: мол, они такие богатые, а денег никому не дают, купить инвалидную коляску не помогут, максимум — поделятся шоколадом. Что сказать? Я была на их слете и увидела, как много они делают: борются за чистоту воды, поддерживают сельскохозяйственное производство, запускают программы по детскому питанию — масса всего. Да, это все связано непосредственно с их продуктом, но это естественно и нормально. И вообще, нельзя относиться к компаниям потребительски. Они хотят хорошо выглядеть в глазах своих клиентов — и это понятно. Другое дело, что многие путают корпоративное волонтерство и тимбилдинг. «А вы не могли бы организовать для наших сотрудников выезд в детский дом? Нас будет 200 человек, все в одинаковых майках и банданах, мы очень хотим поехать в детский дом в пределах Москвы и выделить полтора часа на добрые дела». К счастью, я научилась говорить «нет».

Интервью Маруся Ищенко

Источник АФИША ГОРОД